Исследователь, возводящий частность в ранг абсолюта, демонстрирует неспособность к адекватному восприятию действительности, иными словами, психическую аномалию. Он уподобляется горе-мудрецу, который, зайдя в темную комнату осмотреть слона и нащупав рукой его хобот, безапелляционно изрекает: "Слон сходен с водосточною трубой!"
Советская система заменила естественный отбор отбором идеологическим. Вследствие этого абсолют деловых возможностей человека был отодвинут на задний план светом его убеждений, которые легко симулировать (вакханалия перестроечного хамелеонизма есть тому практическим подтверждением), тогда как доказательством деловых качеств есть конкретный результат. Общество было подчинено наездникам от идеологии. Профессионалы для сохранения перспектив вынуждены были совершать публичный акт мировоззренческого трансвестизма, в противном случае им была уготована участь белых ворон, а незаурядность трудового вклада не приносила никаких дивидендов, но принималась как скудная компенсация за их политическую неблагонадежность.
Коммунизм как высшая фаза развития общества, представляющего собой симбиоз свободных индивидов, достигших высочайшего уровня развития производительных сил и упразднивших государство, товарно-денежные отношения и семью за потерей надобности, ныне признается утопией, потому что он не получился. Но ведь оттого-то он и не получился, что по сути своей является утопией, религиозным раем, правдоподобия ради низведенным с небес на землю и облеченным в упаковку наукообразной терминологии в духе его предсказателей. Неизбежность наступления коммунизма объясняется тем, что мир развивается якобы по спирали и, коль скоро человечество начало свой эволюционный путь с пещерного коммунизма, оно обязано повторить эту фазу на очередном витке спирали. Но начнем с того, что окружающий мир не представляет нам никаких доказательств спирального хода своего развития; широко распространенные спиральные структуры есть формой организации тела или объекта, а также траекторией движения в пространстве, поскольку спираль представляет собой сочетание вращательной и поступательной составляющих, но это не имеет никакого отношения к характеру эволюционного процесса. Современная наука утверждается во мнении, что Вселенная пульсирует. Оглянувшись на историю цивилизации, мы не обнаружим марксовой смены формаций, обуславливаемой нарастанием противоречий между характером собственности и производства. Мы увидим, как возникали, расцветали и затухали очаги цивилизации, чтобы стать гумусом для последующих ее вспышек. Где рубеж между рабовладельчеством и феодализмом, на стыке античности и средневековья, как утверждает Маркс? А как же тогда работорговля на Востоке, в Америке, в России, процветающая вплоть до вчерашнего дня человеческой истории, а кое-где не изжитая и поныне? Или, может, каждая страна проходит эволюционную спираль индивидуально? В таком случае, древние Шумер, Египет и прочие уже давно должны были вкушать все блага окончательного коммунизма. Но нет, они вспыхнули, отсветили то время, на которое хватило их потенциала, и угасли. Такие же чередования подъемов и спадов демонстрирует нам нерегулируемая (дикая) рыночная экономика. Стало быть, спираль для графической интерпретации эволюционного процесса не подходит. Кроме этого, однородность, как мы уже отметили, присуща начальной фазе развития, но никак не расцвету, где царит максимальное разнообразие. Высокий уровень производства – это множество сложных технологий, требующих соответственной квалификации, специализации исполнителей и просто немыслимых без эффективного механизма организации и управления, т. е. координации, субординации, стимуляции, и каким же образом все это должно устроиться в безгосударственном, безденежном, безимущественном скопище двуногих организмов? Состязательность – двигатель прогресса, побудительный мотив состязательности – стремление обладать. Без надежд на обладание теряет смысл состязание, а без состязания нет развития – есть деградация.
Следовательно, коммунизм не может быть никаким другим состоянием общества, как только состоянием социальной энтропии. В самом деле, общество – это то же поле заряженных частиц, где каждый член общества обладает индивидуальным потенциалом. Очевидно, что абсолютное равенство потенциалов возможно лишь на уровне полного их отсутствия, что и есть состоянием энтропии, а проще говоря, прекращением физического существования. Разность потенциалов обеспечивает напряжение, напряжение вызывает ток, т, е, движение, работу, жизнь. Итак, напряжение обусловливает работоспособность и жизненность системы; с другой стороны, когда напряжение превышает предел устойчивости системы, происходит катастрофический разряд. Физики, как народ сугубо рациональный, понимают, что законы природы не допускают пренебрежения, поэтому они неукоснительно поддерживают в энергетических сетях напряжение, обеспечивающее оптимальный динамический режим. А вот социолог Маркс (все партидеологи ныне организованно записались в социологи) предлагает довести систему до взрывного саморазрушения, а затем соблюдать равенство потенциалов.
Общеизвестные элементы коммунизации, как-то: падение авторитета государства, ослабление функции денег и оживление натуробмена, являются однозначными индикаторами кризисного состояния общества, его упадка, но никак не процветания. Когда на двигателе меняют местами клеммы питания, он начинает вращаться в обратную сторону. Марксистский подход действительно направлял общество к коммунизму, и возобновление строительства пирамид для обожествленных мумий есть одно из свидетельств этого. Вся незадача в том, что движение это объективно есть движение вспять, как бы ни уверяли жрецы от "науки" человечество в том, что они торят дороги к новой цивилизации. Классический эффект социальной теории относительности, соответствующий исходному выбору приоритетов, когда мастеру рукоделия предписывается управлять, а мыслителю, организатору – исполнять. Как не вспомнить по этому поводу афористическую формулировку: беда, коль сапоги начнет тачать пирожник, а пироги печи – сапожник, автором которой есть конечный продукт эволюционного процесса и самый выразительный его интерпретатор: социум гомо сапиенс, а попросту – народ. Правда, этот же народ и дозволил превратить свою землю в питомник красной марксианской травы. Может, это неспроста? Не сказалось ли здесь отраженное в фольклоре извечное стремление заиметь всесильного, выполняющего любые прихоти слугу, находящегося при этом в абсолютном повиновении у своего ничтожного хозяина то ли по заклятью, то ли даже исходя из собственных моральных устоев, при этом на хозяина не распространяемых. Этакая сермяжная хитреца, извечный дух противоречия, чтоб если царь, то глупый и порочный, которого одурачить и возможно, и не совестно. У правителя, естественно, те же подходы: честно выполнять свой долг – примитивность. Нет, выжать у народа слезу пламенными речами о его, народа, благе, о гражданском долге, о патриотизме, а благами распорядиться в свою пользу – вот почерк незаурядности. Увы, норовящий перехитрить кого-то, в итоге оказывается перехитренным самим собой – общества, "простодушно" избравшие своими ориентирами здравомыслие и честное сотрудничество, ныне с оттенком брезгливой жалости пичкают подачками тех, кто собирался их повесить на купленной у них же веревке.
Одно время перестроечная пресса предприняла психическую атаку против советской психиатрии за содержание в психушках инакомыслящих; но как могла психиатрия, работающая в заданной системе измерений, не квалифицировать ненормальными тех, кто считал ненормальной систему? Все тот же эффект относительной теории, как следовало бы именовать все разновидности теории относительности.
"Научное мировоззрение" при ближайшем рассмотрении оказалось очередной религией. Как многие другие религии, оно перелицевало постулаты религий предшествующих, припудрив их наукообразной терминологией, при этом, как и любая другая религия, апеллируя не к рассудку, а к эмоциям аудитории, как многие другие религии, оно гипнотизирует обездоленных, ущемленных и просто недовольных посулами лучшей доли, и как другие религии, с захватом власти превращается из облака волнующих надежд в жуткую, самодовлеющую силу, не оставляющую права на жизнь ни одному ростку альтернативного мировосприятия, готовую на любое преступление против человека и человечности во имя собственного утверждения и экспансии.
Наука и религия суть общественные институты, призванные удовлетворять потребность человека в вере и познании, которые являются не чем иным, как дарвиновскими наследственностью и изменчивостью в эволюции интеллекта. Слепая (читай: абсолютная) вера приводит к стагнации развития, безверное познание цинично и разрушительно. Под верой мы подразумеваем осознание наличия некоей высшей силы, лежащей за пределами рационального познания и являющейся неким экстраполярным ориентиром для последнего. Религия, к сожалению, частенько рассматривает этот вопрос в чисто утилитарной плоскости. Сама идея детерминации божества как объекта, познаваемого путем сочинения церковных сказок, уже есть тягчайшим кощунством. Выдвигая себя в посредники между людьми и Богом, церкви преследуют цель материальной эксплуатации человеческой потребности верить. На глазах всего честного народа они остервенело грызутся за кошельки прихожан. Так, в конце концов, чем вера в изобильно-безиерархический социум суперменов хуже веры в вегетарианский симбиоз волков и овец? Иррациональное есть неизбежный спутник рационального. Дикари занимаются ритуальным членовредительством. К примеру, члены одного амазонского племени не расстаются с массивным деревянным чурбаком, который они таскают в прободенной нижней губе. Неприятностью предусмотренной как бы предвосхищают возможные, и гораздо более серьезные, непредусмотренные. Этакая профилактическая прививка от всевозможных бед. Или превентивный сброс напряжения в назревающих потрясениях судьбы. По мере развития абстрактного мышления этот ритуальный чурбак перекочевывает в умозрительные сферы. И уж коль скоро без него не обойтись, необходимо удерживать этот фактор в пределах, оптимальных для конструктивной динамики общественных процессов. Во всех развитых странах церковь отделена от государства. Большевики, захватив власть в России, пошли на это не столько ради торжества здравомыслия, сколько расчищая почву для своей собственной атеистической религии. Их измельчавшие последыши выронили знамя "бессмертных идей" из своих немощных рук, и вот уже государственная масс-медиа, вперемешку с поделками сексуально озабоченных киноманов и рекламой кошачьих контрацептивов, запестрела религиозными передачами. Но в котором из обрисовывающихся подходов больше ханжества: во введении в фактический официоз облюбованной конфессии при формальном отделении церкви от государства, или в устройстве пропагандистской карусели различных вероисповеданий – якобы, чтоб никому не было обидно, а на самом деле, чтобы основательно распорошить, распылить общественное сознание, отвлечь его от жгучих социальные проблем! Вот уж гримаса истории: именно в этом большевики, когда они еще не обратились в демократов, и обвиняли религию. Обращение в демократов освободило их от вериг партэтики, открыв возможность ничем не ограничиваемых манипуляций с национальным достоянием огромной державы. Голодной массе, ничего с этого не получившей ввиду того, что ее никогда и близко не подпускали к государственному котлу, замазывают глаза ваучерными индульгенциями, умасливают приторным елеем призывов к милосердию и терпимости (это-то на фоне полыхающих региональных конфликтов и криминального беспредела!) и стращают возвращением большевиков неперекрасившихся, как будто реставрация ортодоксального большевизма, будь она возможна, смогла бы отнять у этой массы еще что-то сверх отнятого проходимцами от демократии. Этим создаются предпосылки такого уровня социальной поляризации, какой возникал лишь в воспаленных грезах творца классовой теории. Циничное вихлянье на конъюнктурной волне вряд ли способствует укреплению авторитета, тогда как верность избранной позиции достойна уважения. Открывшаяся течь коммунистического корабля повлекла повальное бегство крыс от карьеризма и приспособленчества; те, кто не дрогнул, не испугался потери политического веса своего движения, в большей, чем когда-либо, степени достойны называться коммунистами; они, несомненно, ответственней и чистоплотней оседлавших власть пролаз. Им, однако, необходимо однозначно определиться в концептуальном плане. Если они снова возьмутся сказку делать былью, волшебная дудка в один, не совсем прекрасный, момент вновь попадет в беспомощные пальцы, и покоренная вершина обернется зияющей пропастью. Хотя история и не знает примеров повторных вспышек отблиставших и рухнувших доктрин. Они, подобно вспыхнувшим сверхновым звездам, оставляют после себя лишь фантомные хвосты из кучек экзальтированных релятивистов. Правильней было бы наполнить термин "научное мировоззрение" его подлинным содержанием. Но что тогда останется от коммунизма?
Жизнь, в частности и биологическая, располагает изначальным избытком энергии. Без него она попросту не существовала бы – стационарное состояние не есть движение в философском смысле, в утилитарном же понимании любое внешнее воздействие привело бы к ее разрушению. В отсутствие экстремальных ситуаций этот избыток энергии обеспечивает эволюционную экспансию, реализуемую через механизм конкурентной борьбы и естественного отбора, создавая новые, структурно более сложные формы. Если остановить эту экспансию, избыток энергии загоняется внутрь образовавшихся структур, активизируя конкуренцию между элементами среды, что может привести к разрушению достигнутой степени организации, подобно тому как взрывается паровой котел, у которого перекрыт вентиль отбора избытка энергии (с паром), возвращая свою конструкцию в состояние исходного материала. Архитектурный ансамбль афинского акрополя, подсознательно воспринимаемый как символический итог тысячелетней эллинской цивилизации, был воздвигнут в течение правления одного человека в рамках одного из мероприятий его программы по утилизации избыточной социальной энергии в одно из мгновений истории, когда грекам стало непонятно, с кем воевать. В числе прочих мероприятий были содержание постоянного военного флота и регулярное патрулирование побережья. В свете этого эпохальные советские проекты преобразования природы предстают вовсе не теми нелепостями, какими пытаются изобразить их запоздалые и огульные критики всего "застойного", хотя нельзя отрицать явную порочность некоторых из них, проистекавшую из марксистского мировоззрения, проповедующего ломку естества вместо ее регуляции, или технические недостатки, обусловленные все тем же приматом идейности над целесообразностью в прагматическом понимании этого слова.
Развитый мир встретил распад "империи зла" с понятным облегчением. Он с готовностью жертвует средства для смягчения кризисных явлений в "суверенных государствах". Но при этом он остается совершенно искренним в отношении предполагаемой политической роли этих государств в будущем мире, громогласно объявив об итогах завершения "холодной войны". Поэтому упомянутая материальная поддержка наталкивает на ассоциации с кормушкой, приучающей птичек к нахлебничеству и ведущей к утрате способности прокормиться самостоятельно. На фоне плывущих во встречном направлении и оседающих в западных банках средств, превратившихся из общенационального достояния в личную или мнимоколлективную собственность, она выглядит неубедительной по размерам и неестественной по существу. Избавиться от угрозы при помощи денег безусловно предпочтительнее, нежели ликвидировать ее вооруженным путем. Однако надежда навеки избавить себя от антагониста напоминает сюжет, где герой, узнав свою судьбу, всячески стремится ее избежать, и, разумеется, тщетно. Однополюсный мир невозможен. Гигантская многомерная структура, скрывающаяся за фасадом империи зла, содержала вовсе не одно только зло – точно так же, как мировой флагман свободы и права не является вместилищем исключительно добродетелей. Не демонстрирует он объективного подхода на мировой арене, да, в общем, и не претендует на такой подход. И это закономерно – один судья только на небесах, на земле же истина одному не дается; на земле она, как известно, рождается в споре. Глобальное противостояние двух систем стимулировало фантастический рывок научно-технического прогресса; соперничество мировоззрений, пускай и не стеснявшее себя выбором средств, обусловило новый уровень нравственной зрелости как тех, так и других. Россия, как бы ни теснил ее на обочину истории расчет одних, как бы ни тянула туда же бездарность других, в обозримом будущем останется одним из геополитических полюсов. Она просто-напросто обречена на это – обречена своим сверхпотенциалом, да наверное, и своим менталитетом, сущность которого – не в бесспорных традиционных недостатках (традиции есть продукт воспитания), а в неистребимом духе великого народа.
Во второй половине ХХ века манипуляция сознанием стала одним из важнейших средств господства. Для нее выработаны изощренные, разработанные в лабораториях технологии. Часть этих технологий имеет в прямом смысле слова характер боевых средств, они применяются в психологической войне. Одним из таких средств является, как это ни парадоксально звучит, сознательная иррациональность. Этот инструмент политического постмодерна уже стал фактором роста напряженности в мире, в том числе в сфере сознания.
"Но как непросто - высказаться просто, И в простоте всю мудрость отразить" Авторская трактовка доктринальных вопросов общественного и мироустройства, популяризаторские работы на историческую тематику
"Списки чудес" животного мира, в которых также описываются уникальные свойства и особенности существ, включенных в эти списки, и приводятся любопытные факты и сведения, их касающиеся.
