О дарвиновской эволюционной модели     Достаточно существенно ее суть была затронута в статье о кактусах, а именно, подвергнуто сомнению утверждение о крайне медленном и постепенном процессе эволюционных изменений. И вот этот-то момент, ввиду своей принципиальности, нуждается в более пристальном рассмотрении с выдвижением поправок концептуального плана. Конечно, со времен Дарвина процесс познания ушел далеко вперед, в частности, получила развитие генетика. Кстати, Дарвин допускал существование неких частиц наследственности. Но то, что он с жаром настаивал на постепенности и категорически отвергал возможность скачкообразных изменений, как-то даже не вяжется со свойственной ему проницательностью. Тут, видимо, сработал фактор полемического задора, ведь главной целью его работы, его теории, было опровержение религиозного мифа об актах божественного творения, единовременного и независимого для всех видов и форм жизни. И мы солидарны с ученым в том, что жизнь эволюционировала и разветвилась от первичной живой частички, и считаем обоснование этого главной заслугой теории, идеи которой высказывались и до Дарвина – это упомянуто не для умаления его заслуг, а для объективности. А вот в отношении темпов развития такого обоснования нет. Зато имеется ряд обстоятельств, которые данное учение объяснить не может, прибегая к ссылкам на неполноту и фрагментарность геологической летописи. Итак, повторим, для достижения наблюдаемой нами совершенной степени приспособленности живых организмов к условиям существования, по Дарвину понадобилось очень длительное время, и процесс этот был сугубо постепенным. Выходит, если мы возьмем любой биологический вид, и начнем продвигаться вглубь его истории, мы будем наблюдать все меньшую его приспособленность к условиям среды. А на начальных фазах он просто не жил, а мучился. Прежде, чем рассмотреть факты, ставящие под удар такую схему, поскольку не все они могли быть известны Дарвину, рассудим чисто умозрительно – как-то неправдоподобно. Кроме того, нам неизвестно, как Дарвин относился к фундаментальным законам диалектики, но этот подход вопиюще противоречит закону перехода количественных изменений в качественные. Это уже не аморфное здравомыслие, а принципиальный момент построения концепции, поскольку упомянутые законы объективно определяют организацию бытия. Первое следствие непризнания таких переходов – пресловутая проблема отсутствия переходных форм, та самая, которую он и объяснял неполнотой и фрагментарностью. Но ведь это обстоятельство сказывается в равной степени как на переходных, так и на основных формах, значит, хоть что-то должно было уцелеть. Обратимся теперь к одному примеру, приводимому современном издании труда Дарвина [Ч. Д. Происхождение видов…, М, «Просвещение» 1987, стр.236], а именно, внезапному (по геологическим меркам) скачку в изменении строения аммонита. Современные последователи классического варианта теории объясняют это тем, что по каким-то причинам на целую сотню тысяч лет прекратилось отложение осадков. А потом возобновилось в прежнем темпе. И, опираясь на общий темп эволюции этого аммонита, корректируют сам геологический календарь. Не утверждая, что подобная загадочная пауза абсолютно исключается, отмечу, что единственной опорой этого объяснения является рассматриваемая здесь концепция Дарвина о постепенности эволюции. А если осадки все-таки отлагались непрерывно, что гораздо вероятнее? Тем более, что такой перерыв не может быть объяснен масштабным тектоническим процессом, переместившим данный участок из одной среды в другую, ибо тогда кардинально поменялся бы сам характер осадков... А тут тот же темп, те же осадки, и те же аммониты, но уже заметно не те! Здесь мы сталкиваемся с вопросом выбора приоритета, точки отсчета, знаменателя, на котором будут базироваться, из которого будут исходить все дальнейшие построения. Этот вопрос рассмотрен нами в работе «Физика Социума», где указывается, что если в качестве такового знаменателя принята частность, или фикция, теоретическая модель получает соответствующую аберрацию, либо вовсе переворачивается с ног на голову. Вот наше объяснение проблемы отсутствия переходных форм – их попросту не было. Были переходы накопившегося количества в качественно иное состояние – возникновение нового вида, и замещение старого новым в соответствии с законом отрицания отрицания.

     Прокрустово ложе обязательной постепенности эволюции при отсутствии пресловутых переходных форм вынуждает в качестве примера предполагаемых стадий формирования китового уса рассматривать цедильный аппарат утки. Но это очевидная подмена – цедильные аппараты китов и уток сформировались совершенно независимо, каждый под свою специфическую функцию, они оба есть законченными и совершенными в своем роде творениями, и китовый цедильный аппарат при своем возникновении не проходил никакой уткоподобной стадии. С такой же достоверностью можно рассматривать танцующую антилопу геренука в качестве переходной формы к жирафу, или хотя бы даже лесного жирафа окапи...

     Далеко не всегда среда менялась медленно и незаметно. Бывали катаклизмы вселенского и локального масштаба, и вызванные ими массовые вымирания. Но выжившие формы приспосабливались к новым условиям совсем не многие тысячи лет. Подчеркнем еще раз – как же они выживали и размножались, будучи поначалу совсем неприспособленными? Обратимся к фактам: у организмов, попавших в условия невесомости тут же начинает снижаться содержание кальция в костях. Прочность скелета оказывается невостребованной и организм немедленно начинает избавляться от того, что стало обузой. Надо полагать, что параллельно с этим начинаются и другие изменения, связанные с приобретением каких-то качеств, ставших, наоборот, необходимыми. И если бы в организме развивался плод, он уже имел бы разительные отличия от родителя.* Для фактурности вспомним историю человека, случайно забытого и запертого в огромных подземных складах неприкосновенных запасов, где в достатке имелись вода и продовольствие. Когда его обнаружили через десятки лет, он был депигментирован наподобие всех пещерных организмов, жмурился и стонал, зажимая уши руками, а вскоре и умер. Казалось бы пример противоположного свойства, но  – его внезапно вернули в прежнюю среду, когда он уже основательно адаптировался к новой. И у него наверняка выработались соответствующие приспособления, заменяющие невозможность использования зрения. Это, в общем, известно и из уклада жизни людей, лишившихся зрения. Широко известны также факты, когда люди, родившиеся без рук, приспосабливались ногами выполнять не только все необходимые действия, связанные с собственным жизнеобеспечением, но и тонкую художественную работу – рисование, вышивание… При том, что никто не снимал с их ног их основное жизненное назначение. Думается, Дарвину такие случаи тоже были известны, но мы уже не узнаем, как бы он это прокомментировал. В этой связи пример об адаптации к невесомости уже и необязателен, а вот то, что Дарвин не дожил до случая с двумя девочками, воспитанными волками, достойно сожаления. Девочки полностью усвоили весь образ волчьей жизни, научились быстро бегать на четвереньках, и один бог знает, чем бы все это закончилось, если бы, например, их не нашли, и они избежали гибели от случайных причин, и если бы это были не две девочки, а мальчик и девочка… Но мы не о возможном механизме возникновения нового вида, а об адаптации к кардинально изменившимся условиям  в течение жизни одного организма, что не просто обходится, а решительно отвергается классическим дарвинизмом. Так вот, как глубоко мы не проникали бы в глубь исторических веков, мы никогда бы не встретили переходных форм, мающихся от своей неприспособленности к условиям обитания, а наблюдали бы все ту же картину удивительной гармонии и соответствия. Приспособленность есть функция условий среды. Она реагирует на ее изменения с некоторым временным сдвигом, но этот сдвиг вписывается в продолжительность жизни одного поколения. В целом эта зависимость повторяет характер колебаний в звене хищник – жертва: хищников мало – вспышка размножения жертв; хищникам приволье, вспышка их численности, приводящая к истреблению жертв, и т. д. Собственно, указанная зависимость представляет собой не что иное, как частное проявление изменения условий среды, одну из его сторон.

    Изложенные факты и соображения привели автора к убеждению о невозможности процесса эволюции без качественных сдвигов или скачков. Вопрос о том, как морфология переходит в генетику, оставим профильным специалистам. Видимо, произошедшие морфологические изменения смещают акценты задействования разных участков ДНК, оставшиеся без нагрузки, рецессируют и происходит перестройка генного аппарата, т ск, «по факту». Этим, на наш взгляд, и объясняется феномен гетеробатмии – скорость дивергенции различных участков ДНК напрямую зависит от силы давления на них изменившихся условий. Морфологически приспособившийся к новым условиям организм начинает вырабатывать половые клетки с уже перестроенными участками, и далее новый хромосомный набор распространяется в соответствии с законами Менделя(к которым мы еще вернемся), замещая прежний в силу уже типично дарвинского естественного отбора...

     Конечно, автор не первый, кто обратил внимание на эти узкие места дарвинизма. Существует целая теория сальтаций, т е, эволюционных скачков. Но любой специалист отметит, что данный труд создан вполне независимо от доказательной базы упомянутой теории, его стержнем является диалектический подход и привлечение собственных, хотя и широкоизвестных примеров.

   Рассмотрев конкретные моменты считаем уместным взглянуть на явление шире, затронуть вопросы более общего свойства. Именно, о возникновении органической жизни, как таковой, о взаимоотношении сознания и бытия. Итак, эволюционисты привычно, общей фразой, объясняют первое взаимодействием аминокислот в первичном бульоне. Но никакие эксперименты к подобному результату не приводят. Нас  же заботит не так это, как то, что она возникла лишь единожды. Почему? Ведь если возникла раз, это может повториться еще не раз. Но не повторяется. Сошлось уникальное и неповторимое сочетание условий? Но это уже вода на мельницу креационистов – неспроста оно так сошлось! Мы не любители ярлыков и, как и Дарвин, предпочитаем язык доказательств. Но осмысленность мироздания просто лезет в глаза, и отмахиваться от нее равносильно тому же невидению в упор эволюционных скачков. Еще у Цицерона встречаем, и кажется, подсмотренное им еще у кого-то: утверждать, что мир устроился так, как он устроился, стихийно, все равно, что изготовив необходимое количество литер, встряхивать их в сосуде, добиваясь, чтобы они сложились в «Илиаду». По аналогии один американец отметил, что это еще мало вероятней, чем получить челюсти в сборе, встряхивая емкость с челюстными костями и зубами по отдельности. Пишут о невозможности создания искусственного человека из-за непомерной дороговизны проекта. Имея ввиду его создание из искусственно выращенных органов. Что в принципе не то, ведь они не созданы синтезом химических элементов, а выращены из отдельных живых клеток, т. е., суть плоды некого суррогатного материнства. Не надо создавать человека – создайте молекулу ДНК. Синтезируйте ее из персти земной, т. е., из химических элементов, а главное, оживите, вдохните душу. Чтобы она закрутилась-завертелась. Затрепыхалась. А живая молекула ДНК называется вирус. И пока он не создан искусственно – а есть сомнения, осуществимо ли это в принципе – мы и обозначим факт его возникновения выражением «Акт творения». Собственно, возникновение новых видов, как бы оно ни происходило, тоже своего рода под-акты. Дарвин опирается на успехи селекционеров в выведении новых сортов растений и пород домашних животных. Но дело в том, что искусственный отбор не меняет хромосомный аппарат, он не приводит к возникновению новых биологических видов. Что происходит, вернее, произошло в природе под воздействием естественных, (а может, и сверхъестественных..) факторов. Значит, искуственно отбираемые качества, не обусловленные жизненной необходимостью, не воспринимаются на том уровне, который включает механизмы генно-хромосомных изменений.. Да и с отбираемыми естественно не все так просто. Как вот с уже упомянутыми жирафом и геренуком. Ну, ладно – жирафа эволюционно вытянула постоянная тянучка за высокими листьями, все по Дарвину. Но почему геренук сколько ни тянулся, с жирафом и близко не сравнился, а только что научился танцевать на задних ногах, и получил соответствующие усовершенствования вертлюгов, позволяющие вертикальную стойку? Опять креационизм, ну что с ним поделаешь – ты его в двери, а он – в окошко!.

    Во времена Дарвина еще не вошло в научный обиход понятие экологической ниши. И сам он еще не дошел, может, не успел дойти до него. Поэтому он связывает процессы возникновения приспособлений и закрепления их естественным отбором только с изменением условий данного биоценоза, которые, по его признанию, чрезвычайно медленны. Нам представляется, что куда более существенную роль в процессе формирования новых видов играл фактор перенаселения конкретного биоценоза и возникновения в этой связи необходимости осваивать новые территории.** Доминантные особи вытесняли из занимаемой экологической ниши более слабых конкурентов, ставя их перед выбором либо приспособиться к условиям обитания в других местах, либо погибнуть. Но для них самих завоеванная экониша становилась эволюционной ловушкой, тупиком, в то время, как изгои последовательно поднимались на все новые ступени развития. Таким образом, нынешний хозяин планеты есть потомок вечных изгоев, и это вовсе не каламбур. Обратимся хотя бы ко вчерашнему дню человечества, эпохе палеолита, когда представители гомо сапиенса, выжитые соплеменниками из благодатной Африки, двинулись искать лучшей доли в более суровой Европе..

      В этом контексте профанационная максима «Труд создал из обезьяны человека» обретает здравый смысл при замене понятия «труд» (работа) на «труды» (трудности, необходимость преодоления препятствий). Но может, ее автор, рассуждая о роли труда в становлении человека, это и разумел? Нет, Ф. Энгельс употреблял слово «труд» в значении «упражняемость», благотворно воздействующую на развитие и совершенствование руки и параллельнно мозга (Энгельс Ф. Диалектика природы. М., 1982. С. 144 – 156). То есть, подменял указание причины описанием последующего процесса. И, коль мы уже затронули данного автора, он тоже обращает внимание на неслучайность эволюционных процессов, называя это «запланированностью»..

  Но к Дарвину. Его учение имеет непреходящее мировоззренческое значение, хотя прикладная его польза, на наш взгляд, неощутима. Так, селекция домашних животных и растений успешно проводилась людьми начиная с древнейших времен, более того, ее очевидные успехи и подвигнули Дарвина, навели на мысль, подсказали саму идею естественного отбора по аналогии с отбором искусственным. В этом плане открытием, сравнимым с изобретением парового и других двигателей, устроенных на принципах термодинамики, явились законы Менделя***. Личность Дарвина воспринимается нами с уважением и теплотой, нисколько не поколебленными рассмотренными здесь заблуждениями. В числе последних мы бы еще отметили его переход в лагерь атеистов только на том основании, что он своей теорией опроверг библейские мифы. Логичней для ученого, аналитика, было бы перевести вопрос о присутствии в эволюции сознательного начала из мифологической в плоскость углубленно-философскую. Кроме этого, к неверию его подтолкнула смерть малолетней дочери. Мол, управляй миром высшее начало, этого не произошло бы.**** Но и здесь – мы полагаем, что выразим мнение значительного большинства – это более похоже как раз на его присутствие, и на возмездие за слова о мстительном тиране(!) и за то, что с водой ветхозаветных мифов он выплеснул и ребенка признания существования этого высшего начала, высшего сознания. Реальное и мистическое, рациональное и иррациональное (Мендель и Менделеев: тот упорядочил наследственность, этот – хим. элементы! Вот вам дьявольская разница и вот странные сближения..).. Ответ на этот вопрос каждый находит для себя сам, исходя из личного жизненного опыта в плане, ощущал ли он его воздействие на свою жизнь, окружение, судьбу. Которое далеко не всегда благодетельное. Человеческая культура, где бы и в каком виде она не возникала, на основании такого же, но совокупного и исторически протяженного опыта неизбежно удостоверяется как в существовании упомянутого начала, так и в его двуединой природе. Иррациональное является одной из двух компонент обусловленной диалектическим законом единства и борьбы противоположностей двуединости, на которой зиждется мироздание. Математика, квинтэссенция бесстрастного анализа, отрицая саму возможность существования квадратного корня из –1, все же вынуждена прибегать к этому как-бы несуществующему числу, без которого невозможно решение фундаментальных теоретических задач. А что такое совокупный человеческий опыт? Это статистический материал, объект применения математической статистики и теории вероятностей, а значит, объективная величина, словами О. Бендера, медицинский факт, и факт этот в том, что бог есть!.. Но будем оперировать категорией «сознание». Вселенское сознание, как тип энергии, собственно первичная энергия как в философском, так и в сугубо физическом смысле.***** Человеческое же сознание вторично, оно индуцировано этим первичным (бог вдохнул в человека душу!:-), и в этом аспекте мозговые ткани, нейронные цепи живых существ представляются ничем иным, как вторичными обмотками некоего вселенского трансформатора. Почему, например, овод, у которого и мозгов-то нет в привычном понимании, одни ганглии, своим жужжанием обращает в панический ужас стадо крупного рогатого скота вместе со всеми его мозгами? Коих, все же, недостаточно, чтобы не убегать, а подождать, пока он сядет, да и прихлопнуть хвостом. Но овод методично гонит стадо, пока у быков хорошенечко не распарится их толстая шкура, чтобы не напрягаясь воткнуть в нее яйцеклад… Поведенческая цепочка  осы, трамбующей камешком норку, где спрятана парализованная ее укусом гусеница с отложенным в нее яйцом, своей сложностью дает фору «умным» шимпанзе, безуспешно укрывающимся от дождя скомканными листьями... А клопы, прыгающие с потолка, если ножки кровати поставлены в плошки с водой? Зато приматологи с триумфом докладывают, как их питомец подставил ящик, коим услужливо снабдили поле опыта, чтобы дотянуться до подвешенных бананов!. Вот ученые из Кэмбриджа выступили с сенсационным заявлением. Они доказали, что сложные мыслительные процессы могут возникать в нейронных системах, состоящих из нескольких тысяч клеток. Мозг больших животных зачастую представляет собой многократное повторение простых нервных цепей…

     Индуцированные токи, в соответствии с правилом ЭДС самоиндукции, имеют направление, противоположное направлению изменения индуцирующего тока. Таким образом определенные проявления «мстительности» («закон подлости; где тонко, там и рвется» – а это ведь все статистически определенные величины), возможно, являются чисто автоматическим действием этого физического правила подобно тому, как в уже рассмотренном примере о влиянии невесомости, организм автоматически начинает избавляться от ставшего ненужным кальция. Или – любое проявление и воздействие по(ту)сторонней силы – это суммарный вектор нескольких (множества) разнонаправленных и разнопорядковых индуктивных связей, в числе каковых и элемент автоматической реакции в соответствии с указанным правилом…

    Трудно объяснить возникновение цветковых растений,***** нуждающихся в насекомых, какими-то эволюционными преимуществами по сравнению с ветроопыляемыми – более того, они намного прихотливей и связанней этой зависимостью. Но именно это преобразило природу, которая заиграла всеми красками не только их, но и получивших на их основе развитие насекомых, птиц... Здесь проявляется действие общего принципа развития, заключающегося в разветвлении и усложнении построений, нащупывании и заполнении любой потенциальной ниши в соответствии с известным афоризмом: «Природа не терпит пустоты». В некотором роде аналогия с уже упомянутым насыщением биоценоза, но в другом измерении – как если бы емкость, заполненную камнями, засыпать песком, а тогда залить еще и водой. Закон перехода количественных изменений в качественные проявляется здесь в том, что обеспечив количество биомассы, жизнь выходит на рубеж ее качественного, эстетического (!) совершенствования подобно тому, как человек, достигший материального благополучия, начинает приобретать предметы роскоши и произведения искусства…

*Опыты по развитию зародышей в условиях невесомости предпринимались, но лишь для отдельных этапов этого процесса. Общий вывод: рождение нормального потомства невозможно «ввиду серьезных аномалий формирования опорно-двигательного аппарата» да, видимо, не только его. Даже без учета серьезных, вплоть до непреодолимых, затруднений для зачатия и предполагаемых родов. В этом случае мы сталкиваемся с явлением, когда несоответствие физических условий среды превышает порог адаптации, делая беспредметными рассуждения о предполагаемых эволюционных изменениях потомства, включая те же летальные мутации.

**Так предполагал и Дарвин, в чем мы с ним солидарны, и такова на данный момент доминирующая версия. Соображения по поводу некоторых моментов современных представлений об истории антропогенеза даны отдельным материалом

*** Но как сверхдотошный и сверхосведомленный Дарвин ухитрился разминуться с публикацией Менделя, и еще добрых полтора десятка лет вынашивал свои предположения о том, что уже получило однозначную количественную интерпретацию?.

****Дарвина также очень впечатлило наблюдение откладывания паразитическим наездником яйца в тело жертвы-хозяина. Но почему массовый и широко известный паразитизм вшей, гельминтов, оводов вплоть до кукушек к такому озарению не привел?.

***** Пассаж о возникновении цветковых растений, рожденный в ходе общей логики рассуждений, как оказалось впоследствии, явился еще одним аргументом в пользу сальтаций и полемическим ответом Дарвину на его «страшную тайну (the abominable mystery)», о которой автор узнал лишь 24.01.21 из статьи в ББС ньюз..